14 декабря.
- Эй!
- Саша? – он открывает глаза. – Привет.
- Ну… как ты себя чувствуешь?
- Знаешь, нормально. Я тут думал…
- Правда? Ничего себе!
- Очень смешно! – он состроил притворно-обиженную гримасу. – А если серьезно, я тут вспоминал прошлое рождество. Ты помнишь?
- Конечно. Мы тогда были напарниками. Как я рада, что больше не имею дело с твоими ужасными привычками!
- Моими? А как насчет твоих? Ты помнишь Оливера? Эту проклятую луковицу!
- Как я могу забыть! Знаешь, я так никогда и не узнала, кто положил его в мой шкафчик.
- На меня не смотри! Я не имею к этому никакого отношения.
- Ладно, ладно, проехали.
Он мягко улыбается.
- А как мы помогли тому парню с подарками! Это было здорово!
Она улыбается в ответ.
- И о чем ты думал?
- О следующем Рождестве. Я не знаю, где я буду… даже представить себе не могу.
- Что ж, я буду рада, если на следующее Рождество ты просто будешь.

15 декабря.
- И как мы себя сегодня чувствуем?
- Сонным. Кое-кто меня разбудил ни свет ни заря.
- Прости, но я должна делать свою работу.
Он просто лежит неподвижно, пока она суетится вокруг, измеряя температура, проверяя, не отсоединились ли провода, меняя повязки. Он молчит, чувствуя себя неловко оттого, что его крутят, как куклу.
- Где-нибудь болит? – задает она обычный вопрос.
Легкое движение плеч – обычный ответ.
Нет, никакой боли, кроме той, что стала уже привычной.
Он пытается загладить вину:
- Я рад, что ты не пришла сюда со шприцем. Я их ненавижу!
- Я знаю. Успела хорошо узнать твои пристрастия.
За последние годы он стал частым гостем в больнице Ангела милосердия. Слишком частым, к ее сожалению. Она научилась видеть за нахальным, вызывающим поведением его истинную сущность.
Тишина.
Потом он набирается храбрости и тихо спрашивает:
- Насколько плохо?
Она как раз меняет повязку на лице, стараясь касаться поврежденной щеки как можно легче.
- Я… прости… мне очень жаль.
- Я просто хочу знать. Я выгляжу как… урод? – за грубым словом он пытается скрыть терзающий его страх.
- Думаю… шрамы останутся, как напоминание о том, что произошло. Но пластическая хирургия сейчас творит чудеса. Для тебя это имеет значение? Думаешь, Фейт будет возражать? Она так рада, что ты остался жив…
Он хмурится.
- А при чем тут Фэйт? Я о себе говорю…
Он злится.. на нее... на себя..
Она замолкает, стесняясь, что стала невольным свидетелем откровенного проявления чувств.
- Прости. Полагаю, это слишком личное. Иногда мне кажется, что я слишком хорошо знаю тебя и твоих друзей.
- Ты слишком часто меня разглядываешь.
Он пытается сгладить неловкость.
- Я хотел сказать… мне так жаль… я так переживала, когда это случилось… мы все переживали.
- Нууу… Спасибо, наверное.
Мягкая улыбка и легкий кивок на прощание.

16 декабря.
- Как ты себя чувствуешь?
- Меня тошнит от этого вопроса.
- Не сомневаюсь. Прости, но для меня это важно.
- Тогда ответ будет таким же – я в порядке!
- Хорошо. Знаешь, Боскорелли, из-за тебя у меня прибавилось морщин и седых волос. Когда я услышал что здесь произошло, я постарел на несколько лет. По крайней мере, так мне дочь сказала, - Сверски качает головой.
- Я должен сказать, что мне жаль? Хорошо, мне жаль. Я не знаю, что еще сказать…
- Проехали. Я рад видеть, что ты поправляешься. Доктора говорили… короче, я думал, что потерял своего офицера и рад, что этого не случилось. То, что ты сделал для Фейт… это было… ты все сделал правильно.
Он удивленно смотрит на начальника. Он никогда не слышал, что бы Сверски говорил что-нибудь подобное.
- Осторожно, сэр. А то я подумаю, что вы меня любите.
Лейтенант смеется в ответ и это новый сюрприз.
- Поверить не могу, что скучаю по твоему дурацкому чувству юмора!
Внезапно пациент становится серьезным.
- Вы уже вычистили мой шкафчик?
- Что? Шутишь? Я собирался, но испугался, что Фейт пообрывает мне руки и откусит голову. Она с ума сойдет! Все на месте и все ждет тебя, если ты, конечно, захочешь вернуться…
- Смеетесь? Конечно захочу! Больше всего на свете…
Последняя фраза произнесена почти шепотом, но очень решительно.
- Отлично. Я надеюсь, снова увидеть тебя в участке. А то мне не на ком срывать раздражение. Только не торопись, ладно?

17 декабря.
Его нет здесь, я это знаю. Это просто сон.
Но он выглядит настоящим… живым. Мне кажется, что стоит протянуть руку и можно коснуться его куртки. Но я не могу. Я не хочу спугнуть этот образ. Поэтому я не двигаюсь. Я рад, что все еще могу видеть его лицо… Я боялся, что я забыл его…
- Майки.
Мой брат. Я скучаю без него. Часть меня умерла вместе с ним.
- Мне так жаль.
Мы собирались попутешествовать вместе. Вдвоем… Братья… Это должна была особенная поездка.
Думаю, что я плакал во сне.

Но он не смеется надо мной, а смотрит пристально и внимательно. Я отворачиваюсь к стене, он подходит и обнимает меня. Он тоже плачет… Мы братья.
Я не хочу просыпаться, но приходится. Я не видел, как его хоронили. Я не успел попрощаться с ним, как подобает.
Я променял прощанье с братом на жизнь Фейт. Я не мог потерять и ее тоже.

18 декабря.
- К тебе пускают только по одному, но Салли использовал все свое очарование и… мы здесь.
- Что ты сделал? Ударил медсестру по голове пончиком?
- Очень смешно, - Салли ворчит, но улыбается.
- Это было здорово! – Тай усмехается.
- И как вы?
- Эй! Это я должен был спросить!
- Я успел первым. Мне надоело, что все меня об этом спрашивают.
- Хитрый какой. Я в порядке, устал от всей этой Рождественской суеты. Тай, а ты?
- Я? Что я? Салли, не начинай…
- Что происходит? Эй, я могу справиться с этим. Ну говорите же!
- Монро…
- Монро? Ты называешь подружку по фамилии? Плохой признак. И что она сделала? Она в порядке, разве нет? Она заходила пару дней назад…
- Она в порядке, - мрачно отвечает Тай. – Но… мы узнали, что она… крыса. Работает на внутренний отдел.
- ЧТО?
- Поверить не могу, - голос Тая звучит плоско и бесцветно. – Она лгала мне. Лгала нам всем.
В палате воцаряется неловкая тишина.
- Я не знаю, что сказать. Мне жаль…
- Да ладно, забудь. Мы не хотели тебе говорить. Мы просто зашли, чтобы пожелать тебе счастливого Рождества, хотя немного рановато… Вот, держи.
Тай протягивает завернутый в красочную бумагу сверток.
- Здорово! Спасибо, ребята. Какая симпатичная обертка, - бормочет он, неловко разрывает бумагу.
Книга «Как заводить друзей и влиять на людей» Карнеги.
- Отлично! Очень смешно! И чья была идея? Стоп, я могу догадаться!
Он пытается разозлиться, но не может. В участке это удалось бы ему без труда, но здесь, в больничной палате… Они пришли к нему и даже принесли подарок. Разве на них можно злиться, даже если они смеются над ним?
Салли усмехается, довольный своей небольшой местью.
- Я подумал, что это поможет тебе в общении с сестричками. Мы не хотим, чтобы ты лежал здесь совсем один.
- Ну спасибо. Думаю, тебе она пригодилась бы куда больше, у меня и с этим нет проблем. Но все равно, спасибо!
Они болтают еще несколько минут, а потом гости уходят.
***********************************************
- Было не слишком плохо?
- Нормально было. Я боялся увидеть его… Но он кажется, поправляется.
- Немного бледный еще. Не совсем наш Боско, но он будет в полном порядке. И скоро вернется к работе, и станет доводить нас до белого каления, как раньше.
- Вот уж в чем даже не сомневаюсь!

19 декабря.
- И… как… дела? – неловкие слова успевают сорваться с языка и она немедленно начинает об этом жалеть.
Однако он не обижается и не смеется над ней. Он просто улыбается.
- Хорошо. Делю время между разглядыванием трещин на потолке и разговорами с посетителями.
- Звучит здорово! – она облегченно смеется.
Он рад, что она может смеяться так, открыто, по-детски. За последнее время она не так часто смеялась.
- Когда они решат, что я могу справиться с переживаниями, то переведут меня в комнату с телевизором.
Она снова смеется, весело, звонко, делая казенную обстановку палаты почти домашней.
И вдруг она замолкает, словно вспомнив о чем-то очень грустном.
- Я не приходила пока ты был… пока ты спал, - она знает, что это не совсем подходящее слово, но не может заставить себя говорить правильно.
Он молча и серьезно смотрит на нее, не зная, что говорить.
- Я хотела… я боялась… я не была уверена… - она с трудом подбирает слова. – Я думала, если что-то случится… если ты… я не хотела помнить тебя таким. Я хотела помнить тебя веселым, каким ты всегда приходил к нам на Рождество. Это было так здорово!
- Я тоже люблю это время! Знаешь, я тогда чувствовал себя частью вашей семьи! – его улыбка расползается еще шире. – Вы с Чарли так выросли!
- Чарли… Чарли тоже хотел приехать, но папа… он…
- Все нормально, Эмили, все нормально.
- Я хотела поблагодарить тебя за все, что ты сделал. Мама не знает, что я здесь. Думаю, ты знаешь, что я теперь живу с ней. Она теперь детектив… хотя это, наверное, тоже знаешь, - она очень смущается. - Ты спас ей жизнь…В новостях сказали, что вы все погибли. Это было так страшно. Но потом, когда сообщили, что один офицер был тяжело ранен, спасая своего напарника, я сразу поняла, что это был ты. А потом… потом мама мне все рассказала. Она была так расстроена, обняла меня и плакала. Поэтому спасибо тебе. Спасибо.

20 декабря.
- Ты что здесь делаешь?
- Боскорелли, я…
- Стоп, Круз. Я не хочу ничего слышать. Ясно? Проваливай!
- Я должна была зайти. Я должна была тебя увидеть. Я испугалась за тебя. Когда я увидела тебя на полу, истекающего кровью… Я испугалась. Я редко признаюсь в таких вещах, но мне жаль. Очень жаль.
- Мой брат, - все, что он может сказать. – Я потерял его. Я скучаю без него, а ты… Я говорил, держись от него подальше? Ты не послушалась меня, и, посмотри, к чему это привело! – он со страхом чувствует, как глаза наполняются слезами.
Она знает, он не хотел бы, чтобы она стала свидетелем его слабости и старается сделать вид, что не замечает его слез.
- Я знаю, ты сделал это для Фейт. Я знаю, почему ты это сделал. Она в полном порядке, привыкает к новой работе.
Он не может поверить собственным ушам. Он знает, что произошло, пока он лежал без сознания. Фейт рассказала ему все о Манне, о Круз. Но они больше затрагивают эту тему. Так легче ненавидеть Круз, легче обвинять ее в смерти брата, а не искать других виновных.
- Я очень испугалась, - теперь ее голос звучит непривычно мягко. – Было так много крови. Я рада, что ты поправляешься. Мы обязательно увидимся снова. Когда ты вернешься на работу, мы обязательно встретимся.
Она разворачивается и уходит, пока он не увидел слезы, текущих по ее щекам.

21 декабря.
Поток посетителей иссяк и единственные голоса, которые он слышит, звучат в его голове.
Последняя гостья разбередила старые раны, всколыхнула забытые страхи.
Все, что он пытался забыть, все проносится перед его мысленным взором.
Темно. Так темно. Все болит. Я ничего мог сделать. Я пытался остановить отца, но не смог. Он ненавидит меня. А здесь так темно. Я не люблю темноту. Я боюсь темноты.
Выстрелы! Господи, как же больно!
Люди падают. Падают и умирают. Я ничего не мог сделать. Я только стоял и смотрел. Пыль разъедала глаза, забивалась в рот, разъедала легкие. Я не хочу на это смотреть. Это ужасно, страшно!
Оружие прижатое к моей голове и сильные руки на моей шее. Я не хочу умирать! Я считал тебя другом.
Пожалуйста…
Не могу дышать! Не могу втянуть в легкие воздух. Я умираю. Так страшно. Я не могу дышать! Я задыхаюсь!
Фейт расстроена. И напугана. Я бесполезен. Бесполезен. Не думал, что она скажет это, даже если она и в самом деле так думает. Бесполезен.
Фейт… Круз стреляла в нее. Кровь текла так сильно, а времени было так мало! Это несправедливо! Это все моя ошибка! Это должен был быть я! Я втравил ее, она просто помогала мне. Это несправедливо!
Майки мертв. Коллеги сообщили мне об этом. Это худшая часть нашей работы. Нет, нет, этого не может быть! Я видел тело, это должен быть кто-то другой!
Я стоял, смотрел и думал – несчастная семья, которой придется хоронить эти останки.
Похороны позволяют примириться с потерей. Может быть. Я не смог достойно похоронить брата.
Я так и не понял, что произошло. Какая-то вспышка… потом боль… темнота…
Болела расцарапанная щека.
Мама была ранена.
И это снова моя ошибка. Это из-за меня пострадали все члены моей семьи, кроме двух, самых никчемных – моего отца и меня.
Я…
Я помню, как шагал по комнате, кипя от злости и возбуждения.
Фейт была в опасности. Что я еще мог сделать! Я повалил ее на пол и закрыл от пуль. Возможно впервые, я сделал что-то правильное, стоящее. Я хотел отдать за нее свою жизнь. Она заслуживает этого.
Отец. Ну почему я не смог остановить его! Он обижал маму, предал Майки. Почему я не остановил его?

22 декабря.
- Зачем ты здесь?
Посетитель разводит руками.
- Сейчас Рождество. Твоя мать просила меня зайти.
- Да? Я рад, что дело не во мне. Я не просил тебя зайти, и я не хочу видеть тебя здесь!
- Ты мой сын.
- Не смей называть меня так. Никогда! Я не хочу, чтобы ты был моим отцом! Никогда не хотел! Мне жаль, что мы родственники.
Гнев жжет глаза, слова срываются с губ сами собой, и он даже не пытается остановить их.
- Где ты был? Где ты был, когда мы хоронили Майки? Ты ушел, а через пять минут весь мир полетел к чертям! Мама могла умереть, а ты даже не узнал бы об этом! Тебе ведь это не волнует?
- Ты считаешь, что я замешан в этом? Ты ошибаешься, клянусь тебе! Я знаю, что я далеко не отец года, но я все еще люблю твою мать! Я никогда… никогда…
Он видит, как сын тяжело дышит, как наливаются кровью его глаза.
Энтони замолкает.
- Может быть позвать врача? Ты плохо выглядишь… - наконец предлагает он.
- Уходи! Уходи, я и буду в норме.

23 декабря.
- Кто ты, черт побери?
Парень, стоящий перед ним, сплошной комок нервов. Его пальцы крутят жетон, а на губах – жалкое подобие улыбки.
- Меня зовут Крис Бенсон, сэр. Я из наградной комиссии.
Он всегда смущается, когда называет место своей работы, словно занимается чем-то недостойным.
Человек перед ним был полицейским, он лежит здесь потому, что едва не погиб, исполняя свой долг. – Мы хотели сообщить вам, что вы представлены к награде. Медаль вам вручат, как только вы будете в состоянии прибыть на церемонию.
- Я? Не понимаю… за что? Я просто делал свою работу.
- Мы считаем по-другому. Вы спасли жизнь своей напарнице, а это не входит в ваши служебные обязанности. И это заслуживает признания.
Он молчит.
В голове – ворох мыслей.
- Ээээ, я не знаю, что говорят в таких случаях. Надо благодарить? Спасибо. Вот уж не ожидал. Фейт мне дороже любых наград.
Внезапно смутившись, что случайно открыл свою чувства незнакомцу, он замолкает.
- Что ж… спасибо. Думаю, мы увидимся на церемонии.
- Конечно. До свидание и счастливого Рождества.

Сочельник.
24 декабря.
- Привет, сладкий.
- Привет, мама. Уже Сочельник, правда здорово?
В его голосе нет радости. Он устал лежать здесь.
Он никогда особенно не любил Рождество, но по сравнению с этим, все прошлые были настоящим праздником. Он устал от больничного распорядка и больничной еды. Он мечтает снова выйти на улицу и подставить лицо прохладному ветру. Он хочет вернуться на работу. Он и представить себе не мог, как дороги ему мелочи, на которые он раньше не обращал внимание и из которых складывалась его обычная жизнь.
- Знаю, что тебе не понравится, но я принесла кое-что, чтобы оживить эту палату.
Она принимается расставлять корзины с цветами, и развешивать блестящую мишуру, при этом не умолкая ни на секунду.
Он слушает молча, не вникая в содержание, а потом не выдерживает:
- Зачем ты прислала отца?
Она замолкает и поворачивается к нему.
- Прости, что ты сказал? Я не расслышала.
- Здесь был отец. Он сказал, что это ты его попросила. Зачем? Зачем ты это сделала? Ты же знаешь, как я к нему отношусь.
Ее пальцы рассеянно теребят мишуру.
- Прости, сладкий. Я думала… что так будет правильно. Я не знаю, но… мне хотелось, чтобы бы снова стали семьей. Сейчас же Рождество, я думала, что вы сможете помириться. Прости, я не предполагала…
- Что ж, это была не самая лучшая твоя идея.
Он многое бы отдал, чтобы у него была нормальная семья. Что бы в Рождество они собирались за столом, чтобы отец был таким, каких показывают в фильмах, улыбающийся, внимательный. Чтобы был рядом со своими сыновьями, когда они нуждались в нем. Но этим мечтам не суждено было сбыться.
- Он тебе что-то сказал? – она забеспокоилась, увидев выражение его лица.
- Нет. Просто я не переношу его! - он криво усмехается. – Видишь, я безнадежен. Сейчас Рождество, а я ничего не чувствую. Так что брось свои попытки.
- Я не брошу тебя, - она садится на кровать и гладит его щеку.
- Этим ты отличаешься от него.

Рождество
25 декабря.
- Бос.
Даже его имя звучит у нее как-то по особенному. Она единственная называет его так, и ему это нравится. Это прозвище стало их маленькой тайной.
- Привет. С Рождеством!
Ни одному гостю он не радовался так, как ей. И без нее он скучал.
Она улыбается.
- И тебя, Бос. Много было гостей?
- И большинство из них – настоящие занозы в заднице.
- Да? Кто, например?
- Мой отец.
Она перестает улыбаться.
- Он был здесь?
- Да. В детстве я думал, что все отцы такие, как он. Я смотрел на других детей в школе и думал, как им удается так хорошо скрывать боль? А когда я видел других матерей, мне было жаль, что я не их сын… Мама не забирала нас из школы, я сам отводил Майки домой. Каждый раз, когда я смотрю на своего отца, я вижу это. И я всегда буду видеть в нем чудовище.
- Даже не знаю, что на это сказать. Я понимаю, почему ты ненавидишь его.
- Слушай, мы можем больше не говорить об этом? В конце концов сегодня Рождество!
Она лукаво прищуривается.
- Да, чуть не забыла! Я приготовила тебе подарок! Сейчас вернусь.
Она появляется спустя мгновение, держа в руках крохотный пушистый комочек.
- Вот это да! Щенок! Ты купила мне щенка! - он пытается приподнятся в постели.
- Я покупала ошейник и поводок! Щенок прилагался в нагрузку.
- Что ж… это куда оригинальней наручников, - парирует он.
- Наручники – это слишком примитивно, - она вредко усмехается в ответ. - Ты достоин большего!
Он мечтает выбраться из кровати, подхватить ее на руки и закружить по палате.
Желание настолько сильное, что он краснеет.
- А разве сюда пускают собак? – он меняет тему, чтобы скрыть смущение.
- Нуу… нет. Но ты, кажется, очаровал всех здешних медсестер и они мне разрешили потихоньку прокрасться.
- Спасибо книжке…
- Книжке?
- Да. Не имеет значение, длинная история. Он великолепен!
- Она.
- Что?
- Это девочка. Как ты ее назовешь?
Он всегда хотел иметь собаку, но отец не позволял. А теперь…
- Как насчет «Фэйт»? В честь тебя.
- Это что, комплимент? – она хмурит брови.
- Ладно, ладно, шучу, - он склоняет голову на бок и задумывается. – Тогда… «Сдоба».
- Сдоба???
- Да! Сдоба!
- Ладно, ладно. Это твоя собака! «И твои проблемы» - говорит ее взгляд.
- Значит, будет Сдобой!
Словно понимая эти слова, щенок принимается вылизывать его лицо.
- Знаешь Бос, я люблю тебя. Даже если ты собирался назвать собаку в мою честь!

На главную